Дневник Евгения Степанова. Декабрь 2012 (часть 4)

лучшая переплетчица, о разных дураках, поливающих меня грязью, о том,
что я опять потерял свои рукописи, о том, что не успел укрыть валежником
яблони в саду… Я думал о самых разных вещах.

А в это время моя мама лежала в больнице.

2003

Самое высшее счастье — это прийти домой и положить в холодильник к родителям продукты. Дать. А не взять.

Когда вокруг сумасшедшие или урки, очень сильное средство защиты — слово. Но самое сильное — молчание.

— Ты любишь стихи?

— Конечно!

— А кто твой любимый поэт?

— Как кто? Конечно, Пушкин. У тебя разве другие приоритеты? Что ты думаешь о Пушкине?

— Александр Сергеевич Пушкин был гениальным прозаиком, повествователем,
рассказчиком, романистом («Евгений Онегин», кстати, роман), но не
поэтом. Его сладкозвучные стихи вполне можно пересказать прозой. Речь,
разумеется, не о том, что плохо или хорошо. Речь о жанрах. Я думаю, и в
современной поэзии очень много поэтов-прозаиков. Рейн, Бродский,
Евтушенко... Мы, вообще, живем в мире мифов, лжегероев и лжекумиров.

— Вот уж не ожидал такого ответа. Ты какой-то нигилист. Ты, наверное, и музыку не шибко жалуешь?

— Какую музыку?

— Да, любую. Мне так показалось… Вот у меня любимая рок-группа — «Битлз». Неужели ты равнодушен к «Битлз»?

— Не равнодушен. Но думаю, что  эпстайновские «битлы» были зачинателями «попсы» и к року никогда не имели никакого отношения.

— Ну ты даешь! Ты все отрицаешь. Ты так и нашу историю перепишешь… Историю России, историю мировой цивилизации…

— Не перепишу. Это уже сделали. До меня.

Аэропорт

июнь — и — юн — дух — и — урок

дер-ев — читающих книгуру

елена — нежная — гуро

гуру

и — слово польское «дзенькуе»

милее сердцу чем лобза-

ние — и — томно крылышкуя

летит за счастьем стрекоза

25.04.2001

ст. Партизанская

Еще чуть-чуть

и — сороковник.

Уходит злость.

Приходит грусть.

Немногословней

и спокойней

Я становлюсь.

Не тороплюсь.

Не пререкаюсь.

Года взвалив

себе на горб,

Я почему-то

каюсь, каюсь

За то,

чем ранее был горд.

19.08.2002

ст. Партизанская

граф омана

графоман

графомана

корефан

пишет пишет

о графьях

слышит слышит

ах ах ах

5.12.2003

Чебоксары

Слава Богу, скоро снег

Улетчится, расстаяв.

Слава Богу, есть Олег

Владиславович Исаев.

Солнце светит, ярок свет.

Я не хмурю глупо брови.

Слава Богу, рядом нет

Хитроумовой Любови.

2001

Есенинский бульвар

nbsp;               Н. З.



лицо

лучина

крыльцо

кручина

23.11.2003

Чебоксары

люби до

люби после

либидо

не SOS ли

23.11.2003

Чебоксары

nbsp;                 Алине



алатырь шумерля канаш

алтарь шумеры я ль не ваш

3.12.2003

Чебоксары

Когда ребята из аулов

Творят из города аул,

Когда бесстыжий Караулов

Кричит: «Измена, караул!»,

Когда за каплю благородства

Зовут изгоем и ослом,

Когда торчит на троне скотство,

И зло тягается со злом,

Я говорю: «Пройдет и это,

Как нас учил Екклесиаст,

И все равно наступит лето,

И мать сыночка не предаст!»

25.11.2003

Чебоксары

Контакт — контракт.

Нет контакта — нет контракта.

23.06.2003

Новослободская

санитарище силы убойной

винегрет из дерьма на обед

смотровое окошко в уборной

и ночами пылающий свет

и решетки и вши и компашка

не такая чтоб пела душа

впрочем было не очень и тяжко

впрочем даже была хороша

иногда эта лямка острожья

помню мне улыбался дебил

помню хмурый убивец сережа

передачку со мной разделил

1986

Тамбов

свиданье — жена не узнала меня

1986

Тамбов

Земля — это женщина.

Дождь — это мужчина.

Идет половой акт.

13.06.2003

ст. Партизанская

не может быть

а может быть

не может

быть

а может

быть

ну что же

быть

или не быть

не может быть

а может

быть

20.04.2002

Есенинский бульвар

должность

территория греха

женщины

но это не любовь

денежки

но это не богатство

должность

территория греха

21.04.2002

Есенинский бульвар

Афанасьев ураме

Хузангай ураме

Николаев ураме

А5

Айги

Атнер

Алина

Алла

Ат л

Университет

Манен Шупашкар

6.12.2003

Чебоксары

гостиничный номер

чистые простыни

тепло и уютно

проблемы оставлены дома

чайник

тетрадка и ручка

можно писать стихи

звонят проститутки

телевизор

грешная земная

счастливая

жизнь

27.11.2003

Чебоксары

18.12.2012. Я вошел в лонг-лист Премии имени
Дельвига. Номинирована моя книга «Профетические функции поэзии, или
поэты-пророки». Номинировал Союз литераторов России. Спасибо Диме
Цесельчуку и Нине Давыдовой.

В этом городе мужчины живут только с мужчинами, а
женщины только с женщинами. Так принято. Так удобно. Так хорошо. Дети
появляются методом клонирования.

И вдруг какой-то чудак — Самуил Абрамович Пузыревский — проявил интерес к
женщине — Людмиле Ивановне Пузиковой. И дети у них родились непривычным
способом — очень болезненно, через кесарево сечение.

Город воспринял эту историю как пощечину общественному вкусу. Город был возмущен.

И необычная семья переехала в другой город.

17.12.2012. Совершил подвиг — прочистил мойку на
кухне. Сам не ожидал от себя такой гениальности. Смотрю теперь, как
течет вода из-под крана, и радуюсь.

18.12.2012. Пишу эссе о гениальной — я в этом убежден! — поэтессе Нине Красновой.

Владимир Бурич (1932 — 1994) — поэт. Родился в
Харькове. Окончил факультет журналистики МГУ. Впервые напечатался в
1955 году. Переводчик польской, чешской и сербской поэзии. Автор двух
книг стихотворений, написанных исключительно верлибром. Ушел из жизни в
1994 году в Македонии, где участвовал в Стружских вечерах поэзии.

Безусловно, выдающийся поэт и популяризатор верлибра.

СТИХИ РАЗНЫХ ЛЕТ

 

ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ

Черное

ищет белое

чтобы убить в нем светлое

и превратить его в серое

или

полосатое

* * *

Разве можно сказать цветку что он некрасив?

* * *

Жизнь —

постепенное снятие

масок



до последней

из гипса

* * *

Я заглянул к себе ночью в окно



И увидел

что меня там нет



И понял

что меня может не быть

* * *

Профессии развращают —

машинистка вытирает боты чистой бумагой

мельник ходит в муке по колено

редактор не смеется над Швейком

не плачет над Бедной Лизой

* * *

Я

спокойный и трезвый

как анатомический атлас стоящий рядом с историей философских учений

придя к выводу

что быть сильным так же пошло как быть слабым

что быть богатым так же пошло как быть бедным

что быть храбрым так же пошло как быть трусом

что быть счастливым так же пошло как быть несчастным

что прикладывать к чему-либо руки так же пошло как держать их в карманах



прошу вас

считайте что меня не существовало

* * *

Жизнь — это свободное от смерти время

(Все стихи с сайта www.futurum-art.ru, главный редактор — Евгений Степанов)

Эдуард Асадов — легендарный русский поэт
армянского происхождения. Родился в 1923 года в городе Мары
Туркменской ССР. Его родители работали в школе. Преподавали. В
возрасте пяти лет Эдуард лишился отца.

В первые дни войны ушел добровольцем на фронт, где прошел путь от
наводчика до командира батареи. В мае 1944 года был  ранен в боях за
освобождение Севастополя и лишился зрения. Выйдя из госпиталя,
поступил в Литературный институт имени А. М. Горького, который
закончил в 1951 году.

Я был знаком с Эдуардом Аркадьевичем, заезжал к нему в гости. Это
было, наверное, в 1990 году. Я тогда работал в журнале для подростков
«Мы», в отделе поэзии. И Асадов мне передал стихи для журнала. Но
главный редактор их не напечатал.

Скончался Э. А. Асадов в 2004 году.

Я его стихи часто перечитываю. Очень люблю.

Эдуард АСАДОВ

 

ОНИ СТУДЕНТАМИ БЫЛИ

Они студентами были.

Они друг друга любили.

Комната в восемь метров — чем не семейный дом?!

Готовясь порой к зачетам,

Над книгою или блокнотом

Нередко до поздней ночи сидели они вдвоем.



Она легко уставала,

И если вдруг засыпала,

Он мыл под краном посуду и комнату подметал.

Потом, не шуметь стараясь

И взглядов косых стесняясь,

Тайком за закрытой дверью белье по ночам стирал.



Но кто соседок обманет —

Тот магом, пожалуй, станет.

Жужжал над кастрюльным паром

их дружный осиный рой.

Ее называли лентяйкой,

Его ехидно хозяйкой,

Вздыхали, что парень — тряпка и у жены под

      пятой.



Нередко вот так часами

Трескучими голосами

Могли судачить соседки, шинкуя лук и морковь.

И хоть за любовь стояли,

Но вряд ли они понимали,

Что, может, такой и бывает истинная любовь!



Они инженерами стали.

Шли годы без ссор и печали.

Но счастье — капризная штука, нестойка

      порой, как дым.

После собранья, в субботу,

Вернувшись домой с работы,

Однажды жену застал он целующейся с другим.



Нет в мире острее боли.

Умер бы лучше, что ли!

С минуту в дверях стоял он, уставя

        в пространство взгляд.

Не выслушал объяснений,

Не стал выяснять отношений,

Не взял ни рубля, ни рубахи, а молча шагнул

    назад...

С неделю кухня гудела:

«Скажите, какой Отелло!

Ну целовалась, ошиблась... немного взыграла

      кровь!

А он не простил».— «Слыхали?»—

Мещане! Они и не знали,

Что, может, такой и бывает истинная любовь!

ТРУСИХА

Шар луны под звездным абажуром

Озарял уснувший городок.

Шли, смеясь, по набережной хмурой

Парень со спортивною фигурой

И девчонка — хрупкий стебелек.



Видно, распалясь от разговора,

Парень, между прочим, рассказал,

Как однажды в бурю ради спора

Он морской залив переплывал,



Как боролся с дьявольским теченьем,

Как швыряла молнии гроза.

И она смотрела с восхищеньем

В смелые, горячие глаза...



А потом, вздохнув, сказала тихо:

— Я бы там от страха умерла.

Знаешь, я ужасная трусиха,

Ни за что б в грозу не поплыла!



Парень улыбнулся снисходительно,

Притянул девчонку не спеша

И сказал: — Ты просто восхитительна,

Ах ты, воробьиная душа!



Подбородок пальцем ей приподнял

И поцеловал. Качался мост,

Ветер пел... И для нее сегодня

Мир был сплошь из музыки и звезд!



Так в ночи по набережной хмурой

Шли вдвоем сквозь спящий городок

Парень со спортивною фигурой

И девчонка — хрупкий стебелек.



А когда, пройдя полоску света,

В тень акаций дремлющих вошли,

Два плечистых темных силуэта

Выросли вдруг как из-под земли.



Первый хрипло буркнул: — Стоп, цыпленки!

Путь закрыт, и никаких гвоздей!

Кольца, серьги, часики, деньжонки —

Все, что есть,— на бочку, и живей!



А второй, пуская дым в усы,

Наблюдал, как, от волненья бурый,

Парень со спортивною фигурой

Стал спеша отстегивать часы.



И, довольный, видимо, успехом,

Рыжеусый хмыкнул: — Эй, коза!

Что надулась?! — И берет со смехом

Натянул девчонке на глаза.



Дальше было все как взрыв гранаты:

Девушка беретик сорвала

И словами: — Мразь! Фашист проклятый!—

Как огнем детину обожгла.



Комсомол пугаешь? Врешь, подонок!

Ты же враг! Ты жизнь людскую пьешь! —

Голос рвется, яростен и звонок:

— Нож в кармане? Мне плевать на нож!



За убийство — стенка ожидает.

Ну, а коль от раны упаду,

То запомни: выживу, узнаю!

Где б ты ни был, все равно найду!



И глаза в глаза взглянула твердо.

Тот смешался: — Ладно... тише, гром... —

А второй промямлил: — Ну их к черту! —

И фигуры скрылись за углом.



Лунный диск, на млечную дорогу

Выбравшись, шагал наискосок

И смотрел задумчиво и строго

Сверху вниз на спящий городок,



Где без слов по набережной хмурой

Шли, чуть слышно гравием шурша,

Парень со спортивною фигурой

И девчонка — слабая натура,

«САТАНА»

Ей было двенадцать, тринадцать — ему.

Им бы дружить всегда.

Но люди понять не могли: почему

Такая у них вражда?!



Он звал ее Бомбою и весной

Обстреливал снегом талым.

Она в ответ его Сатаной,

Скелетом и Зубоскалом.



Когда он стекло мячом разбивал,

Она его уличала.

А он ей на косы жуков сажал,

Совал ей лягушек и хохотал,

Когда она верещала.



Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,

Но он не менялся никак.

И все уже знали давно, почему

Он ей не сосед, а враг.



Он Бомбой ее по-прежнему звал,

Вгонял насмешками в дрожь.

И только снегом уже не швырял

И диких не корчил рож.



Выйдет порой из подъезда она,

Привычно глянет на крышу,

Где свист, где турманов кружит волна,

И даже сморщится: — У, Сатана!

Как я тебя ненавижу!



А если праздник приходит в дом,

Она нет-нет и шепнет за столом:

— Ах, как это славно, право, что он

К нам в гости не приглашен!



И мама, ставя на стол пироги,

Скажет дочке своей:

— Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,

Зачем нам твои враги?!



Ей девятнадцать. Двадцать — ему.

Они студенты уже.

Но тот же холод на их этаже,

Недругам мир ни к чему.



Теперь он Бомбой ее не звал,

Не корчил, как в детстве, рожи,

А тетей Химией величал,

И тетей Колбою тоже.



Она же, гневом своим полна,

Привычкам не изменяла:

И так же сердилась: — У, Сатана! —

И так же его презирала.



Был вечер, и пахло в садах весной.

Дрожала звезда, мигая...

Шел паренек с девчонкой одной,

Домой ее провожая.



Он не был с ней даже знаком почти,

Просто шумел карнавал,

Просто было им по пути,

Девчонка боялась домой идти,

И он ее провожал.



Потом, когда в полночь взошла луна,

Свистя, возвращался назад.

И вдруг возле дома: — Стой, Сатана!

Стой, тебе говорят!



Все ясно, все ясно! Так вот ты какой?

Значит, встречаешься с ней?!

С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!

Не смей! Ты слышишь? Не смей!



Даже не спрашивай почему! —

Сердито шагнула ближе

И вдруг, заплакав, прижалась к нему:

— Мой! Не отдам, не отдам никому!

Как я тебя ненавижу!

(Все стихи с сайта www.futurum-art.ru, главный редактор — Евгений Степанов)